Храмы, школы и духовность

Совсем недавно патриарх Кирилл заявил, что, в среднем, каждый день открывается три православных храма.

Медиа пространство быстро отреагировало — кто-то порадовался, кто-то посетовал. Даже появилась интересная статистика — всё больше храмов, детсадов и алкогольных магазинов, но всё меньше школ и больниц. Вот такая печальная динамика. Хотя для одних тут присутствует реальный успех — улучшение условий для повышения демографии и духовности, для других — очевидная деградация социума.

Но есть нечто принципиальное и важное, что следует особо отметить в связи с этими обсуждениями и наблюдениями. Наше светское общество не сознает, что светскость не сделает общество лучше, а религиозное не понимает, что здания не сделают людей духовнее.

Один известный проповедник прошлого — Билли Грэм, чей сборник проповедей недавно вышел в православном издательстве, говорил: «Я уже хожу 25 лет в гараж, но машиной так и не стал«. Церковные здания не делают никого верующим. Мы нередко слышим в последнее время, что в Европе существует много пустующих или закрывающихся церковных зданий. Наличие зданий не приводит к вере. Сколько было религиозных зданий в момент большевистской революции 1917 года? И многие из них, через некоторые время, были разрушены их же прихожанами. Потому что вера не в камнях, она в сердце! Церковь — это не здание, это люди.

Ранняя церковь собиралась по катакомбам, кладбищам, частным домам — и это была настоящая Христова Церковь.

Апостол Павел, обращаясь к церкви в городе Коринфе, говорит:

Разве не знаете, что вы — храм Божий

1-ое Коринфянам 3:16

И присутствие церкви в городе выражается не в том, что у неё появляется какое-то своё культовое здание, но оно проявляется в её благотворном, нравственном, социальном и духовном влиянии на общество.

Церковь 1-го века не имела своих зданий, но её присутствие и влияние было очевидным и мощным.

Тертуллиан, известный писатель и служитель Ранней Церкви, как-то сказал: «Кровь мучеников есть семя христианства». Основанием для его высказывания послужил бурный рост христианской веры в Римской Империи, несмотря на жестокие гонения. Подумать только — до того, как император Константин сделал христианство сначала «дозволенной религией», а потом уже фактически государственной — по разным оценкам более 10 % его империи уже были христианами. Из маргинального движения христианство превратилось в главный фактор городской жизни. Поэтому стремительный успех раннего христианства является исторической аномалией.

Как так получилось, что каких-то пару десятков незначительных, неблагородных, небогатых, неграмотных людей в отдалённой части империи, где уже проживало 30 миллионов человек, в конечном итоге создали самую влиятельной силу в ней? И обращение императора Константина в христианство сыграло далеко не ключевую роль. Многие исследователи признают, что христианство всё равно завоевало бы тогдашний мир вне зависимости от того, стал бы римский император христианином или нет.

Одна из основных внешних причин такого роста была связана с тем, как христиане вели себя перед лицом страданий и смерти. В действительности, никто не вёл себя в отношении страданий, смерти и трудностей так, как христиане. Стоики (известная философская школа того времени) крепко сжимали скулы и кулаки, и старались стойко пройти через трудности. Христиане же не отрицали трудностей. Они не просто переставали плакать; они смеялись. У них была радость. У них была положительная реакция. Они пели перед лицом своей смерти. Но, с другой стороны, не было в них и эскапизма, они не убегали и не отрицали реальности, существование боли и страданий.

В первые века христианства мы не встречаем христиан, которые убегали бы от действительности, считая свои физические тела просто хранилищем души. Не встречаем мы среди них и, говоря современным языком, террористов. Они не отбирали чужие жизни, они несли жизнь духовную, и даже физическую, своим ближним. Например, во время великих бедствий, когда страшная чума пришла в большие города Северной Африки во 2-ом веке. Когда все убегали оттуда, христиане, напротив, оставались там или шли туда, чтобы послужить больным и нуждающимся людям. Они не боялись соприкоснуться с болью этого мира. У них была надежда, но было и реалистичное восприятие жизни. Была радость, настоящая радость. Ранние христиане действовали так, как будто они были на вершине мира, тогда как мир стоял у них на голове, и в буквальном смысле, гнал и уничтожал их.

Вот почему Тертуллиан мог так сказать. Одна из причин привлекательности христианства состояла в том, что оно показывало себя таким основательным, таким настоящим, таким реалистичным, таким нестандартным, революционным, таким истинным для наблюдавших за ним, что люди спрашивали друг друга: «Посмотрите, как они живут, как они относятся к скорбям и болям нашего общества. Откуда у них все это?»

Сегодняшнее же христианство вызывает отторжение среди многих людей. И религиозным лидерам стоит задуматься, почему так происходит.

Но также и светской общественности не стоит наивно считать, что светская школа, социальное обеспечение и культурное просвещение поможет нам достичь большего прогресса и развития. Как известно, перед началом Первой мировой войны культ науки и просвещения был непререкаемым. И всё же — человек не стал лучше. Он мог так жестоко убивать и гнобить себе подобных. Вторая Мировая это только подтвердила.

Ни религиозные здания, ни светское просвещение не меняют человека изнутри в лучшую сторону. Требуется что-то большее, чем наши хорошие намерения или пожелания, чем добрые советы друзей или рекомендации психологов, что-то больше, чем просто образование или изменение внешних обстоятельств, больше, чем просто коррекция поведения человека.

Библия говорит о важности духовного обновления. Обновления, которое совершается не просто нашими человеческими усилиями, но Божьей помощью, Божьей благодатью. Не через ритуалы или обряды, но через Божье действие. Об этом дает намек Федор Михайлович Достоевский в своем знаменитом произведении «Преступление и наказание». Вслушайтесь в его слова:

Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей (Соне Мармеладовой — примечание мое), была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал.Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: «Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления, по крайней мере…»

…Но тут уж начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью. Это могло бы составить тему нового рассказа, — но теперешний рассказ наш окончен.

Давайте просто дадим людям почитать Евангелие. Оно может помочь пережить встречу с Живым Богом, даже такому скептику и эгоисту каким был Радион Раскольников. Об этом подробно можно прочитать в моей книге «Вот твое счастье».